Каждая несчастная семья несчастлива по своему. «Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему
Эссе по обществознанию
Эссе на тему:
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему. Л.Толстой
Эссе на тему:
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему. Л. Толстой.
Важнейшим соц. институтом и основной ячейкой общества является семья - общность людей, основаннная на единой общесемейной деятельности, супружеских узах и кровном родстве. Конечно, у каждого из нас свои представления об идеальных семьях. Своя позиция есть и у Л.Толстого. его высказывание все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчасная семья несчастна по-своему означает: мы без труда сможем назвать признаки счастливой семьи, потому что они универсальны(в хорошей семье есть гармония, взаимопонимание, дети воспитаны и уважают старших и т.д.), но в то же время нельзя выявить причины несчастья всех несчастливых семей, так как причины несчастья всегда разные. Я же с мнением Л.Толстого не могу не согласиться. Для аргументации своей точки зрения хочу назвать основные функции семьи:
1) социально-статусная,
2) досуговая
3) репродуктивная
4) воспитание и социализация детей
5) хоз.-экономическая
6)эмоциональная.
В счастливой семье все эти функции выполняются: рождаются дети(репродуктивная), которые получают от своих родителей хорошее воспитание(соц. и воспитание детей), и они все вместе проводят выходные, отмечают праздники(досуговая), радуются успехам и сопереживают неудачам близких(эмоц.), при этом супруги и дети не забывают помогать друг другу по хозяйству(хоз.-экономич). В такой семье, несомненно, счастливы и дети, и родители. Но представим несчастливые семьи. В одной, например, всю работу по дому выполняет жена, а муж ей не помогает. Хоз-экономич. функция семьи не выполняется одним из супругов, а следовательно, нарастает недовольство, возникают конфликты. Семья может распасться. В другой - не реализуется эмоц-психологич. функция семьи. Как часто можно услышать, что в семье нет взаимопонимания(распространенная ситуация: отец поздно приходит с работы и со своими детьми почти не видится, не знает, как у них дела и т.д. Или жена не поддерживает мужа в трудной ситуации)А сколько фильмов и передач посвящено трудным подросткам,с которыми не справляются даже их родители! Это семьи, где не выполняется функция воспитания и социализации детей. И наконец, есть семьи, где не выполняется не только какая-то одна, но и две, три и более функций! Например, это семьи алкоголиков, о которых может рассказать любой участковый и которых сейчас, к сожалению, довольно много. Итак, рассуждая над этой актуальной проблемой, я прихожу к выводу: в счастливых семьях реализуются все функции семьи, иенно поэтоу они похожи, а в несчастливых - не выполняются разные функции, поэтому каждая несчастная семья несчстна по-своему.
Но в ее стремлении передать полный и полный смысл каждого слова, Шварц взвешивает абзац с подробностями: у нее есть дети, «проезжающие» по дому «как потерянные души», а для Бартлетта они «бегают по дому, как будто потерянное». Шварц указывает, что повар покинул день раньше, «во время полуденного обеда», в то время как Бартлетт переводит еду просто как «ужин». Технически Шварц прав, потому что русские потребляют эту еду позже, чем американцы будут обедать и раньше, чем они пообедать - примерно в то время, когда британцы будут чаем.
Но русский послушник - самая важная еда дня, и именно поэтому «ужин» Бартлетта точно передает смысл оскорбления повара, если не время разговора. Но рассмотрим первую строку снова. Действительно ли Толстой имел в виду, что все счастливые семьи одинаковы, в то время как каждая несчастная семья имеет свою собственную нищету? Структура книги, похоже, подтверждает эту точку зрения: она рассказывает истории многих несчастных семей и только одного счастливого человека, как будто одна счастливая семья может представлять все семьи, которые так же похожи на нее.
Лев Толстой
Анна Каренина
Мне отмщение, и Аз воздам
Часть первая
I
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел вчера со двора, во время самого обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
«Да, да, как это было? — думал он, вспоминая сон. — Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, — и столы пели: Il mio tesoro и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», — вспоминал он.
Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще что-то там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли, и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.
«Ах, ах, ах! Ааа!..» — замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.
«Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, — думал он. — Ах, ах, ах!» — приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.
Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в кабинете и, наконец, увидал ее в спальне с несчастною, открывшею все, запиской в руке.
Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.
— Что это? это? — спрашивала она, указывая на записку.
И при этом воспоминании, как это часто бывает, мучало Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены.
С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным — все было бы лучше того, что он сделал! — его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», — подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.
Эту глупую улыбку он не мог простить себе. Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты. С тех пор она не хотела видеть мужа.
«Всему виной эта глупая улыбка», — думал Степан Аркадьич.
«Но что ж делать? что ж делать?» — с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.
